Мигом одним

Генри Молашен был всемирно знаменит, специалисты читали о нем лекции и посвящали ему разделы в учебниках, однако имя его из этических соображений было засекречено. Науке бывший автомеханик из Коннектикута до самой смерти служил анонимно.

Пролетая над гнездом

В девять лет Генри Молашена сбил велосипедист. После этого у мальчика начались эпилептические припадки. Окончив школу, Генри выучился на автомеханика, но из-за болезни ему пришлось бросить работу. Короткие припадки с потерей сознания повторялись по десять раз в день, а тяжелые приступы случались не реже раза в неделю.
В 1953 году, когда Генри было уже 27, на него обратил внимание нейрохирург Уильям Бичер Сковилл. Выходец из знаменитой на американском Юге семьи (к ней принадлежала Гарриет Бичер-Стоу, автор «Хижины дяди Тома»), он приобрел всемирную известность, усовершенствовав технику операций на мозге. В то время хирургическими методами лечили даже депрессии, и Сковилл был лидером этого направления. Люди, знавшие его, вспоминают, что он любил риск — и в операционной, и за рулем автомобиля (Сковилл и погиб в 78 лет на скоростной трассе). Основанное им общество хирургии мозга — одно из самых авторитетных профессиональных объединений США.  

Обследовав молодого человека, Сковилл пришел к выводу, что очаги эпилепсии локализованы в темпоральных (височных) зонах коры, и объявил, что помочь пациенту может только операция. Кстати, хирургическое удаление эпилептогенных участков мозга практикуется и сегодня, причем побочные эффекты дает сравнительно редко. Сковилл по ряду причин решил удалить более обширные участки, чем это делалось обычно. Полвека назад экспериментальная операция на мозге человека не была чем-то экстраординарным. Врач сам брал на себя решение, требовалось только согласие пациента и его близких, каковое Генри и его мать дали, даже не подписывая никаких бумаг. 

Первые несколько дней казалось, что все прошло успешно. Однако впоследствии обнаружилось, что победить эпилепсию не удалось: припадки у Генри случались до конца жизни. Более того, после операции пациент потерял способность что бы то ни было запоминать: память его не удерживала никаких новых сведений. За 55 лет, которые Генри прожил после операции, в его мозгу не появилось ни одной новой «записи».
К чести Сковилла, он опубликовал статью об этом случае и советовал коллегам никогда такую операцию не повторять.

Двадцать секунд памяти

Генри жил с родными, а когда никого из них не осталось, перебрался в частную клинику. Три раза в год его возили в Массачусетский технологический институт (МТИ) — там его наблюдала нейрофизиолог Сюзан Коркин. Позже, когда здоровье его ухудшилось, ученые сами приезжали к нему. Генри был мягким, жизнерадостным и общительным человеком: вследствие ли операции (миндалина отвечает в том числе за отрицательные эмоции) или от природы — неизвестно. На его интеллекте операция не отразилась: Генри любил решать кроссворды, играть в лото, смотреть телевизор. Он охотно включался в разговор, шутил, но новые лица и события не задерживались в его памяти дольше чем на двадцать секунд. Сколько бы раз Генри ни встречался с человеком, тот все равно оставался для него незнакомцем. Он помнил, как в детстве катался на роликах и стрелял из отцовского ружья, но не помнил, что его родители умерли. Со временем потускнели, сделались путаными и воспоминания о жизни до операции: Генри казалось, например, что Элвис Пресли был убит при попытке совершить покушение на Роберта Кеннеди.
Молашен знал, что он болен. Опасался сказать что-то невпопад, его тревожило, что он не помнит происходившее минуту назад: «Это как проснуться и забыть, что снилось». Если его спрашивали, помнит ли он свою операцию и что о ней думает, он отвечал, что «возможно, они в какой-то момент сделали неверное движение... но ведь они чему-то научились». Всегда соглашался принять участие в эксперименте — «возможно, это принесет пользу другим людям».

Мозговая библиотека 

Наука в неоплатном долгу перед «пациентом Генри М.» До 50-х годов считалось, что память «располагается» во всей коре головного мозга, а кратковременная и долговременная память не разграничивались как два разных явления. Случай Генри показал, что в нашем мозгу имеется участок, ответственный за превращение кратковременной памяти в долговременную, и это гиппокамп. До сих пор не все исследователи едины во мнении, чем объяснялась способность Генри запоминать хоть что-то — деятельностью остатка гиппокампа или же некими компенсато

рными механизмами. Еще удивительнее было то, что Генри, хотя и не мог запомнить новые лица, имена и даты, был способен приобретать новые навыки — например, рисовать объекты, которые видит в зеркале. Он не помнил, у кого и когда научился этому, но помнил, как это делается. Отсюда следовало, что и долговременная память неоднородна: память об умениях и навыках (так называемая процедурная память) — совсем не то, что запоминание событий или слов.
Ученые, работавшие с Генри, еще много лет назад поняли, как важно будет получить его мозг для подробного исследования — чтобы в точности узнать, какие участки были удалены при операции, что происходило с остальными тканями. Сюзан Коркин объяснила это пациенту и его опекуну, и в 1992 году были подписаны все необходимые документы. Десять лет спустя Коркин собрала исследователей мозга, специализирующихся в различных областях, чтобы обсудить, что нужно будет делать, когда Молашена не станет. Именно тогда было решено, что изготовлением срезов мозга будет руководить Джакопо Аннезе в Калифорнийском университете (Сан-Диего).

После смерти Генри его мозг законсервировали и доставили в Сан-Диего, где специальным прибором были сделаны тончайшие срезы (70 микрон), которые можно рассматривать под микроскопом.* * thebrainobservatory. ucsd.edu/hm_live.php. Такие срезы дают гораздо более подробную информацию, чем магнитно-резонансная томография — один из основных современных методов исследования мозга. Оцифровку срезов и размещение их в интернете (всего их более 2400), а также создание подробной трехмерной карты мозга предполагается закончить к концу зимы. После этого все исследователи, когда-либо работавшие с Генри или изучавшие литературу о нем, смогут проверить свои гипотезы. Аннезе, руководитель проекта с амбициозным названием The Brain Observatory, который он окрестил «Библиотекой Конгресса для человеческого мозга», считает, что если собрать обширную коллекцию срезов мозга разных людей и дополнить их подробной информацией о донорах (от перенесенных ими заболеваний до привычек и характеров), это может привести к новым открытиям, не менее важным, чем те, что подарил нам Генри Молашен.