Месяц назад, 23 октября, министр обороны России Сергей Шойгу позвонил министрам обороны четырех стран-членов НАТО и сообщил им, что Украина планирует взорвать на своей территории «грязную атомную бомбу». Трое из четырех получателей этой информации — Франция, Великобритания и США — ответили в тот же день необычным совместным заявлением, в котором осудили это утверждение. (Четвертым собеседником Шойгу была Турция.) Не обязательно, что российские лидеры и пропагандисты, которые подробно освещали телефонные переговоры, думают, что кто-то где-то поверит, что Украина применит радиоактивное оружие против собственного народа только для того, чтобы обвинить в нападении Россию. Телефонные звонки Шойгу были предупредительными, и это еще один пример того, как Россия создает информационный шум, заставляя признать принципиальную непознаваемость фактов войны. Через три дня Владимир Путин заявил, что он лично дал указание Шойгу сделать эти звонки, и его заявление подчеркнуло их истинный смысл: Россия готовится к ядерному удару по Украине.
Это уже не первый, не второй и не третий раз, когда Москва посылает такое сообщение. Путин бряцает ядерной саблей с самого начала полномасштабного вторжения в феврале, более того, он занимается этим уже много лет. Еще в 2014 году, через несколько месяцев после аннексии Крыма, Россия изменила свою военную доктрину, открыв возможность для нанесения первого ядерного удара в ответ на угрозу со стороны НАТО. В 2018 году Путин впервые дал обещание — с тех пор повторенное и многократно воспроизведенное российским телевидением — что в случае ядерной катастрофы мирового масштаба русские попадут в рай, а остальные «просто сдохнут». Угроза ядерного удара стала еще более очевидной после украинского контрнаступления в конце лета.
Чем больше Кремль сигнализирует о своей готовности сбросить ядерную бомбу, тем больше остальной мир ищет причины считать, что он этого не сделает. В начале этого месяца министр обороны Великобритании Бен Уоллес заверил аудиторию на конференции Консервативной партии, что, хотя действия Путина могут быть «абсолютно иррациональными», он не применит ядерное оружие, потому что не может рисковать потерять поддержку Китая и Индии — обе эти страны, по словам Уоллеса, уже предупредили Путина.
Президент Байден предложил другую точку зрения: Путин, по его словам, «рациональный игрок, который сильно просчитался», начав свое вторжение в Украину, и именно по этой причине он не будет применять ядерное оружие. (В другой раз Байден сказал, что ядерный удар России приведет к Армагеддону). Советник по национальной безопасности США Джейк Салливан постоянно говорит, что Белый дом серьезно относится к угрозам Путина и решительно ответит в случае ядерного удара.
Тем не менее в последние недели, когда Москва повторила свои предупреждения, стало общепринятой мудростью, а может быть правилом хорошего тона говорить, что Путин на самом деле не собирается применять ядерное оружие. «Президент России Владимир Путин, вероятно, не сбросит атомную бомбу на Украину», — аксиоматично провозглашала сентябрьская редакционная статья The Washington Post. Обозреватель Bloomberg по европейским делам Андреас Клут начал свою недавнюю колонку с того, что посоветовал читателям «отбросить растущую тревогу по поводу того, что российский президент Владимир Путин применит ядерное оружие в своей варварской войне в Украине», потому что, по словам Клута, риск этого «остается небольшим».
Эти заверения, как правило, опираются на аргументы, которые делятся на три категории: Путин боится последствий ядерного удара, Путин не хочет подвергать риску российских граждан, ядерный удар не поможет Путину достичь его стратегических целей. Еще в июле бывший Верховный главнокомандующий союзными войсками НАТО Джеймс Ставридис изложил большинство этих аргументов в колонке для Bloomberg. Он написал, что Путин понимает, что ему нужно работать над сохранением политической поддержки, которую, пусть неохотно, но оказывает ему Китай, и экономического сотрудничества со странами Латинской Америки, Африки и Южной Азии — особенно с Индией, — которые продолжают покупать российские нефть и газ. Также Путин, по словам Ставридиса, «любит свою жизнь и любит свою страну», а применение ядерного оружия поставит под угрозу и то, и другое. Ставридис утверждает, что все стратегические цели применения ядерного оружия в Украине — отрезать линии военного снабжения, уничтожив западный украинский город Львов, обезглавить государство, уничтожив Киев, разрушить экономику Украины, уничтожив порт Одессы — могут быть достигнуты с меньшим риском при использовании обычного оружия. Наконец, как отметил Ставридис, если Россия применит ядерное оружие, она не сможет отрицать, что сделала это, как она пыталась отрицать, что использовала химическое оружие в Сирии.
В информационном бюллетене Substack от 5 октября йельский историк Тимоти Снайдер, один из наиболее осведомленных экспертов по войне в Украине, предостерегает свою аудиторию от того, чтобы поддаваться на «ядерный шантаж» Путина, и выдвинул несколько новых аргументов в пользу того, почему Путин не собирается применять ядерное оружие. После мобилизации, начавшейся с конца сентября, Россия направляет в Украину сотни тысяч человек, и Путин не захочет рисковать их жизнью, взорвав ядерную бомбу, утверждает Снайдер. Россия в одностороннем порядке — и незаконно — объявила часть Украины частью России, что делает невозможным для Путина взорвать ядерную бомбу на востоке Украины, после чего она опустошит земли, которые Россия считает своими. Наконец, считает Снайдер, учитывая, что Россия проигрывает Украине уже несколько месяцев, если бы Путин собирался взорвать ядерную бомбу в качестве ответной реакции на военное поражение, он бы уже сделал это. Что действительно нужно Путину, считает Снайдер — это укрепить свою власть внутри страны, чего он может добиться, найдя способ закончить войну. По мнению Снайдера, ядерная атака приведет к ее затягиванию.
Однако, как считает эксперт по ядерному оружию Анкит Панда (Ankit Panda), Путин последовательно — и непродуктивно — сокращает свой обычный арсенал, скоро в его распоряжении останутся только солдаты, иранские беспилотники и ядерное оружие. «Он принимает тактические военные решения, которые действительно не имеют смысла с точки зрения рационального военного планирования», — говорит Панда.
Когда мы говорим, что кто-то действует нерационально, мы имеем в виду, что не понимаем мир, в котором действия этого человека рациональны
Проблема не столько в том, что Путин нерационален; проблема в том, что существует мир, в котором для него рационально продвигаться все ближе к ядерному удару, и большинство западных аналитиков не могут понять логику этого мира. Психиатр и историк Роберт Джей Лифтон (Robert Jay Lifton), полвека писавший о ядерном оружии, любит цитировать фразу философа Мартина Бубера: «Представьте себе реальное». Именно это нам не удается сделать, когда мы говорим о Путине и его ядерной угрозе: мы не можем представить себе вполне реальную возможность того, что он пойдет до конца.
У нас есть три источника для понимания того, как выглядит мир Путина: высказывания самого Путина, российская пропаганда и голоса российских перебежчиков. В советский период мемуары людей, бежавших на Запад, таких как бывший партийный функционер Абдурахман Авторханов и бывший шпион Анатолий Грановский, служили пособиями по мышлению советского руководства для многих поколений исследователей. В наши дни уехать из России гораздо легче, чем в советское время, когда гражданам редко разрешалось выезжать за границу, а если и разрешалось, то за ними следили. И все же в последнее время мало кто из высокопоставленных россиян уехал, и пока только Борис Бондарев, дипломат, оставшийся на Западе после вторжения в Украину, подробно написал о своем опыте. Статья Бондарева в текущем номере журнала Foreign Affairs (русский текст в NT) представляет собой захватывающий рассказ о заговоре искажения информации. «Даже у некоторых моих умных коллег по телевизору весь день крутили российскую пропаганду, — пишет Бондарев, служивший в Женеве. — Было похоже, что они сами пытаются себя индоктринировать».
После того как Россия аннексировала Крым в 2014 году, США, члены ЕС и некоторые другие западные страны ввели экономические санкции против России. Путин ответил контрсанкциями, фактически еще больше изолировав российскую экономику. Кремль преподнес все это как победу, как благо для отечественного производства, и в некоторых секторах это действительно так. Но, как пишет Бондарев, некоторые важные компоненты, используемые в военном производстве — например, датчики для самолетов — поставлялись западными производителями, и санкции прервали их поставки. «Хотя моя команда понимала, как эти потери сказываются на военной мощи России, мидовская пропаганда не доводила эти сведения до Кремля, — пишет Бондарев. — Последствия этого незнания мы сегодня видим в Украине: санкции — одна из причин провала вторжения».
Аналогичным образом дипломаты скрывали потери на фронте международных отношений. В 2018 году, когда Россию обвинили в отравлении Сергея Скрипаля и его дочери в Солсбери, Кремль попытался сорвать расследование, внеся резолюцию в Организацию по запрещению химического оружия. Она была легко провалена, но Бондарев пишет, что в телеграммах в Москву проигрыш был сведен к одному предложению, окруженному абзацами «о том, как они опровергли многочисленные ‘антироссийские’, ‘абсурдные’ и ‘беспочвенные’ обвинения, выдвинутые Западом».
Такова петля обратной связи между пропагандой, амбициями и страхом, которая формирует восприятие мира Путиным. Когда Россия вторглась в Украину, пишет Бондарев, многие его коллеги «гордились нашим все более воинственным поведением». Когда их спрашивали, «они напоминали, что у нас есть ядерное оружие». Это было в самые первые дни полномасштабной войны, когда россияне и большая часть мира считали, что Украина быстро проиграет. Когда российское наступление остановилось, развертывание ядерной угрозы стало постоянной темой. Один чиновник, эксперт по баллистическим ракетам, сказал мне, что России необходимо «ударить ядерной боеголовкой по пригороду Вашингтона», — пишет Бондарев. Чиновник добавил: «Американцы обосрутся и бросятся умолять нас о мире». Похоже, он отчасти шутил. Но русские склонны думать, что американцы слишком изнежены, чтобы рисковать своей жизнью ради чего бы то ни было, «поэтому, когда я указал, что ядерная атака повлечет за собой катастрофическое возмездие, он насмешливо сказал: ‘Нет, не повлечет’».
Хотя для иностранного военного стратега может быть очевидно, что применение ядерного оружия будет катастрофическим для России, Путин видит свою миссию в более грандиозных и менее прагматичных терминах. Он считает, что, с одной стороны, он противостоит экзистенциальной угрозе для России, а с другой стороны, что западные страны не обладают достаточной силой, чтобы нанести ответный удар, если дело дойдет до ядерного оружия. Любой малейший признак трещины в западном консенсусе — будь то заявление президента Макрона, который оказывает давление на Украину с целью заставить ее начать мирные переговоры, или высказывания лидер ареспубликанцев Кевина Маккарти, критикующие то, что он считает безоговорочной помощью Украине, — усиливает уверенность Путина. Армия сторонников и пропагандистская машина усиливают как угрозу, с которой якобы сталкивается Россия, так и поддержку, которой она якобы пользуется.
В конце октября Путин провел свою ежегодную Валдайскую конференцию, которая традиционно служит для него способом донести свое послание до всего мира. В прошлом аудитория состояла в основном из западных журналистов и российских ученых. Но в этом году публика была другой. Тема была «Мир после гегемонии: справедливость и безопасность для всех». Путин выступил с почти часовой речью о необходимости освобождения незападного мира от удушающих объятий «культуры отмены» и «десяти разных полов», которые Запад навязывает странам вместо «традиционных ценностей».
В течение нескольких часов после этого он отвечал на вопросы представителей Индонезии, Пакистана, Индии, Бразилии, бывших советских республик Средней Азии и Закавказья и других стран. Большинство выступавших начинали с выражения уважения, граничащего с преклонением. «Многие страны устали жить под властью внешних сил. — заметил в какой-то момент Путин. — Чем больше они видят, что мы противостоим этому давлению, тем больше они нас поддерживают. И эта поддержка будет только расти».
Мир Путина, в котором он, некогда ничтожный бюрократ из КГБ, владеет могучим мечом, который спасет мир от упадка и разложения, является продуктом его специфического происхождения и исторического момента, но оно также принадлежит и к узнаваемому типу мышления. Чарльз Строзье (Charles Strozier), основавший Центр по борьбе с терроризмом в Колледже уголовного правосудия имени Джона Джея при Городском университете Нью-Йорка, много писал о том, что он называет «фундаменталистским мышлением» — типе мышления, который может подпитывать геноцид. И недавно он представил доказательства того, что Путин, как и Адольф Гитлер и Усама бен Ладен, подвержен этому мышлению. Строзье сказал мне: «То, что психологически пропитывает стиль руководства такого человека, как Путин или Гитлер, — это уверенность, которая приходит вместе с паранойей».
То, что Путин параноик — очевидный факт: он одержим идеей, что Россия окружена врагами, он в ужасе от любого протеста и инакомыслия, хотя он уже давно отключил все рычаги, с помощью которых они могли бы повлиять на его режим. Его страх перед коронавирусом и, возможно, угрозой убийства привел его в почти полную изоляцию и заставляет его проводить личные беседы за огромными столами. «Уверенность, которая приходит с паранойей, является сильной стороной их стиля руководства, но поскольку они негибкие, то они совершают огромные ошибки», — говорит Строзье.
Фундаменталистский образ мышления является апокалиптическим и милленаристским
У Гитлера была идея «тысячелетнего рейха», которая позиционировала его как преемника римских и германских императоров. Экскурсы Путина в историю столь же грандиозны: он считает себя последним в ряду российских императоров, и он явно отвергает исторические факты — такие как существование украинского государства, — которые мешают этому нарративу. Снайдер много писал об очевидном влиянии на Путина Ивана Ильина, русского философа-эмигранта двадцатого века, который считал, что мир, испорченный либерализмом и индивидуализмом западного образца, созрел для радикального обновления на рубеже нового тысячелетия. Я думаю, что Снайдер может переоценивать важность учения Ильина в мышлении Путина: Путин использует идеи инструментально, подбирая и применяя их, когда ему нужно сказать что-то, подтверждающее его интуицию. Аналогичным образом он использует идеи современного философа Александра Дугина, другого мистического мыслителя, который считает, что миссия России заключается в восстановлении традиционного порядка в мире, находящемся под угрозой хаоса, исходящего с Запада. Конкретные слова и концепции менее важны, чем ощущение Путиным своей собственной огромной исторической миссии.
В книге «Менталитет геноцида» Лифтон обсуждает термин «нуклеаризм», который он рассматривает как идеологию, схожую с нацизмом. Политика сдерживания, утверждает он, — это целая школа мысли, которая рассматривала выживание мира как зависимость от баланса между державами, способными уничтожить его. Она активировала «образ мыслей, включающий индивидуальную и коллективную готовность производить, развертывать и, в соответствии с определенными стандартами, использовать оружие для уничтожение целых человеческих популяций». И нуклеаризм, и нацизм предлагали себя в качестве лекарств от исторических катастроф. Нацизм — от унижения, которое Германия испытала после Первой мировой войны, а нуклеаризм — от катастрофы, вызванной американскими бомбардировками Хиросимы и Нагасаки. И нацизм, и нуклеаризм позиционировали себя как превентивные, как защита от более серьезной угрозы — арийской расе со стороны евреев и прочих, или всей человеческой жизни в результате ядерного холокоста. Обе идеологии являются специфически современными, поскольку они «включают в себя почти мистическое поклонение науке и технологии». И обе характеризуются «широким вовлечением общества в геноцидный проект, создавая опасные формы бюрократического импульса, который может перевести человека через порог геноцида».
В мае я писала о том, как российское телевидение повторяет ядерную угрозу Путина. С тех пор угроза переросла в ощущение неизбежности. «Мы не призываем к ядерной войне, — заявила Маргарита Симоньян вскоре после того, как Путин объявил о мобилизации. — Мы говорим вам, что у нас нет другого выбора».
Угроза, против которой Россия должна выставить свой ядерный щит — это посягательство Запада, которое по-разному формулируется как расширение НАТО, нападение на традиционные ценности, продвижение «гендерной идеологии» и распространение декаданса. Все это представляет собой экзистенциальную угрозу для России, которая, по мнению Путина, является осажденным островом гетеросексуальности, белизны расы и правды. Строзье писал, что фундаменталистский менталитет предполагает всеобъемлющую миссию, которая оправдывает все средства. «Понятие спасения всегда присутствует в геноциде, — сказал он мне, ссылаясь на веру Гитлера в то, что низшие формы жизни должны быть истреблены, чтобы создать тысячелетний рейх. — Масштабное насилие, геноцид, совершается с моральной целью».
Путин и его пропагандистская машина также представили войну в Украине как борьбу, которая непосредственно вытекает из сражений Второй мировой войны
На протяжении многих лет Путин напоминал россиянам, что они принесли наибольшие жертвы в борьбе с нацистами. Он также утверждал, что Россия «в одиночку» боролась с нацистской угрозой, и поэтому Россия имеет право определять, кто теперь нацист. Но Россия не просто играет во Вторую мировую войну — она продолжает ее вести, борясь за возвращение статуса сверхдержавы, достигнутого когда-то благодаря победе над нацистской Германией. Этот нарратив укрепляет веру Путина в то, что у него есть моральное право применить ядерное оружие. Американцы сделали это, значит, и русские тоже смогут.
Лифтон получил Национальную книжную премию в 1969 году за книгу о выживших после бомбардировки Хиросимы, в которой он описал судьбу жителей города как «пожизненное погружение в смерть». Эту фразу можно с тем же успехом использовать для описания опыта россиян, выросших в тени Второй мировой войны. Путин родился в первое послевоенное десятилетие и вырос в Ленинграде, где погибло несчетное количество мирных жителей — официальное число погибших составило 632 тысячи человек, но по разным оценкам — до миллиона. Блокада Ленинграда была, по современным меркам, военным преступлением, которое российские войска повторили в этом году в Мариуполе и других местах на Украине. Разрушение города и деградация его жителей были полными: люди умирали от голода, но не раньше, чем они съедали или использовали в качестве топлива все, что у них оставалось.
После войны советская пропаганда замалчивала уродливую жестокость блокады, в то время как превозносила ее жертв и выживших. Поэт и литературовед Полина Барскова сказала мне: «Что отличало книги о блокаде, которые удалось опубликовать, от тех, которые не удалось, так это то, что в первых утверждалось, что жертвы имели цель. Это была Победа с большой буквы над Врагом с большой буквы и Злом с большой буквы. Это та цель, ради которой можно было пожертвовать любым количеством человеческих жизней». Для уроженцев Ленинграда этот миф — право по рождению. Для Путина это еще одно доказательство того, что он имеет моральное право убивать целые человеческие популяции.
Старший брат Путина погиб во время блокады, будучи маленьким ребенком. Его родители выжили чудом. «Никто не мог выжить, живя только на продовольственные карточки, выдаваемые государством. — говорит Барскова, автор книги о блокаде «Живые картины». — Это просто факт. Каждый выживший был чудом, и большинство актов выживания были трансгрессивными, преступными». Выжившие имели доступ к государственной власти — номенклатурным пайкам — или совершали преступления, чтобы выжить, или и то, и другое. Путин сейчас является главой преступного государства, которым является Россия. Он верит, что он исключительный и переживет ядерную катастрофу, которую он устроит сам. Ему также помогает то, что он построил ряд бункеров, подземных дворцов, где, как он воображает, он сможет пережить ядерный холокост в роскоши.
В конце концов, все «рациональные» доводы о том, почему Путин не будет применять ядерное оружие в Украине, оказываются несостоятельными
Он не боится потерять поддержку своих нынешних союзников, потому что неправильно понимает положение России в мире: он считает Россию политически, экономически и в военном отношении сильнее, чем она есть на самом деле. Китайские и индийские лидеры могут выражать тревогу по поводу применения таких мер, как ядерное оружие, но для Путина это указывает на отсутствие решимости — на их слабость, а не на слабость Кремля. И в случае необходимости он готов выступить с какими-нибудь нелепыми опровержениями, сколь бы неправдоподобными они ни были. Российские пропагандисты утверждают, что в малайзийском авиалайнере, сбитом над восточной Украиной в 2015 году, находились трупы актеров, и что сцены военных преступлений в Буче были «постановочными». Телефонные разговоры Шойгу дали понять, что Россия может снять с себя вину за ядерный удар, заявив, что это была украинская пропагандистская операция.
Аргументы о том, что Путин не будет применять ядерное оружие, потому что это поставит под угрозу россиян, включая его самого, не учитывают тот факт, что Путин считает, что у него есть право, а возможно и моральное обязательство, принести в жертву сотни тысяч или миллионы людей. Аргумент о том, что ядерный удар не поможет Путину достичь его стратегических целей, ошибочно трактует стратегические цели России как что-то иное, кроме как наведения ужаса на украинцев. Потери, которые сейчас несут российские военные, могут только мотивировать Путина на развязывание еще большего террора против еще большего количества людей.
Единственный остающийся убедительный аргумент заключается в том, что Путин может бояться последствий. Но он не боится ядерного возмездия — потому что у Украины нет собственного ядерного оружия, а НАТО вряд ли даст ядерный ответ на применение ядерного оружия на территории Украины. Однако чего он может опасаться, так это экстремального ответа НАТО с использованием обычных вооружений — например, серии ударов, которые уничтожат Черноморский флот России и весь ее военный потенциал в Украине. Это будет настолько унизительный удар, что ничто, кроме второго, более мощного ядерного удара не сможет отомстить за него. Неужели Путин не опасается такой перспективы? Возможно, нет, но это все, на чем строится западная политика сдерживания сегодня.
Маша Гессен (Masha Gessen) – русско-американский журналист, автор книги «Человек без лица: невероятное восхождение Владимира Путина».
