#Дискуссия

Битва за Wildberries

26.09.2024 | Вопросы: Евгения Альбац*

Развод, разборки, перестрелка в центре Москвы — что дальше? Как в России перераспределяют собственность, The New Times обсуждал с Ильей Шумановым*, главой Transparency International Russia, и Александрой Прокопенко, экспертом Берлинского центра Карнеги


Татьяна Бакальчук (Ким), Владислав Бакальчук, Рамзан Кадыров

Евгения Альбац*: История развода супружеской пары владельцев компании Wildberries, четы Татьяны и Владислава Бакальчук, вышла на новый, уже вполне кровавый уровень. Сторонники Владислава Бакальчука, среди которых были чеченские бойцы, применили силу для проникновения в здание офиса Wildberries. В результате два человека погибли, несколько получили ранения, пара десятков человек были задержаны.

Все это происходило в Романовом переулке, трудно назвать место «центрее» в Москве, здесь располагаются многие очень известные российские и нероссийские компании. Татьяна Бакальчук обратилась к правоохранительным органам, обвинив людей, организовавших нападение, в попытке рейдерского захвата. Владислав Бакальчук был задержан. Сообщалось, что ему предъявлено обвинение по тяжким статьям, включая соучастие в убийстве. Но потом дело странным образом вдруг забрали из Московского следственного комитета и передали на федеральный уровень. И там оказалось, что состава преступления нет, и Бакальчука отпустили. Тела двух убитых охранников Wildberries привезли в Ингушетию, откуда они родом, их встречала многотысячная толпа с криком «Аллах акбар».

Вся эта история производит впечатление какого-то абсолютного сюра. Американский «Форбс» посчитал, что в результате сделки с оператором наружной рекламы Russ состояние Татьяны Бакальчук сократилось c 7,4 миллиардов долларов до 4,1 миллиарда. Бакальчук в ходе сделки фактически отдала 35% акций своей компании и ничего не получила взамен. Я хочу спросить моих сегодняшних гостей: что это все такое? Ваша гипотеза?

Чьи уши торчат

Илья Шуманов: В этой истории очень много слоев, и чем глубже мы копаем, тем интереснее. Вы упомянули ингушских ребят, которые погибли в перестрелке, но мы помним про то, что незадолго до событий в Романовом переулке Рамзан Кадыров дал поручение своей «правой руке» разобраться в этой истории. Мы знаем, что такое поручения Рамзана Кадырова и как они реализуются на практике. Рамзан Кадыров ранее заступался за Владислава Бакальчука и говорил о необходимости восстановления некой мифической справедливости. Пакет акций, который был у Владислава Бакальчука, в общей компании составлял один процент. Мне кажется, это очень сильно задело его, потому что он считал себя человеком, совместно строящим семейный бизнес, а теперь оказался не у дел. Важно, что Бакальчук не такой бедный, как прикидывается. На самом деле у него есть одна из компаний, которая называется Wildberries Development, с балансом 23 миллиарда рублей. Тем не менее он, зная о том, что супруга желает развода, пытался претендовать на акции компании. И лучшего подхода, кроме как использовать чеченский силовой ресурс, он не нашел. Возможно, ему кто-то подсказал, возможно, он сам вышел на этих людей. Но я предполагаю, что это достаточно распространенная теневая практика в случае корпоративных споров. И в этом смысле лучше Рамзана Кадырова было не найти. Мы видим, как уголовное дело рассыпается на глазах. Поэтому мне кажется, что Бакальчуки не субъекты этой истории. Интересны люди, которые за ними стоят.

Евгения Альбац: Александра, что это с вашей точки зрения? Это отъем бизнеса? Это влюбленная женщина решила подарить своему новому мужчине часть компании и при этом обделила мужа, с которым ее создавала? Это игры российского ФСБ, поскольку говорят, что там тоже большие уши торчат?

Александра Прокопенко: Я в целом согласна с Ильей, это действительно очень многогранная история, и действительно очень важно смотреть, кто за кем стоит. Бакальчук вообще-то считалась самостоятельным игроком, то есть нам не известно о ее партнерских отношениях с кем-то из крупных бизнесменов.

Евгения Альбац: У нее не было крыши?

Вся эта история — часть большого процесса по перераспределению собственности внутри России, она его обнажает


Александра Прокопенко: Говорят, что была, но не такая значительная. То есть это не отношения с условным Костиным, условным Грефом, или с тем же Керимовым, или с Кадыровым. У нее в партнерах были какие-то структуры более низкого уровня. Хотя мне кажется, что кейс намного более показательный, чем просто корпоративный и личный конфликт вокруг маркетплейса, на который приходится 5% объема розничной торговли Российской Федерации. И здесь всякий раз, когда я читаю новости об этом конфликте, я думаю — а как бы я себя вела, если бы это была моя компания? Владислав участвовал в операционном управлении, он приходил на совещания, он участвовал в совещаниях в правительстве, он вел переговоры от имени компании. То есть говорить о том, что он был номинальным держателем одного процента, а Татьяна все делала сама, было бы неверно. Но мне кажется, что вся эта история — часть большого процесса по перераспределению собственности внутри России, она его обнажает.

Компания Wildberries достаточно долгое время существовала самостоятельно. Владельцы вкладывали большие ресурсы в то, что называется GR, government relations. Они устанавливали хорошие отношения со всеми государственными игроками, но формально не относились ни к какой большой семье, ни к Ковальчукам, ни к костинским, ни к кадыровским. Почему так происходило? Я думаю, что скорее потому, что розничная история, маркетплейсы, электронная торговля — это для «серьезных пацанов» терра инкогнита. Не нефть, не газ, не металлы, не что-то солидное. Но когда стало понятно, что этот актив приносит столько прибыли, а там триллионные обороты, большая выручка — стало очевидно, что наверное ей нужен какой-то более серьезный партнер. Поглощение связывают с сенатором от Дагестана Сулейманом Керимовым. Сам он пришел к этой мысли, или кто подсказал, я не знаю. И началась ли эта история с любви одного из братьев Мирзоян и Татьяны Бакальчук или, например, это большая история, связанная с тем, как у Бакальчук сгорел склад, который находился в залоге у одного из государственных банков: склад был введен в эксплуатацию, но формально по документам нет, и это был один из способов давления.

То есть дело ясное, что дело темное. Бакальчук таким образом стали присаживать, это доминирующая точка зрения среди моих собеседников в Москве, и я склонна ей верить, потому что уже не может быть большого бизнеса в России без крыши. И сейчас очень удобный период для того, чтобы активы переходили в другие руки, потому что в целом мы видим, что с федерального уровня, с уровня больших предприятий процесс давно уже спустился на региональный уровень и даже городской. Пикантность ситуации с Wildberries, в отличие от многих других историй, в том, как эта сделка обставлялась. Russ и Wildberries написали письмо на имя Владимира Путина, абсолютно абсурдное по содержанию: дескать, операторы наружной рекламы и маркетплейс будут создавать российского конкурента Amazon, чтобы продвигать традиционные ценности, создавать систему расчетов, альтернативную SWIFT и работать по всему миру, притом что Россия — это сейчас самая подсанкционная страна на земном шаре. Не существует такого закона, который обязывает любую компанию согласовывать сделки на уровне президента. Это тоже из серии «неформальная практика по понятиям». «По понятиям» хорошо, чтобы это было сделано. Я думаю, что к президенту заходили в том числе за тем, чтобы эта сделка пошла так, как запланировано. То есть Путин написал «согласен» и поручил теперь уже заместителю главы администрации Максиму Орешкину, чтобы Russ и Wildberries слились в одну компанию.

Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков сказал, что разборки вокруг Wildberries и стрельба в 600 метрах от Кремля — это не дело Кремля. Хочется, знаете, спросить, как это не дело Кремля, если есть прямое поручение? Против которого, как мы видим, пошел Рамзан Кадыров. И поскольку это не дело Путина, потому что Путин занят, он с Украиной воюет, у него геополитическое противостояние с НАТО — то Кадыров в этом смысле, мне кажется, тестирует границы возможного. И судя по всему, из Кремля никакого окрика не было. Более того, Путин недавно посещал Чечню. О чем Путин и Кадыров там говорили, мы доподлинно не знаем. Может быть о Wildberries, может быть о войне, может быть ни о чем. Но сама эта история, мне кажется, обнажает то, что идет большой передел собственности и что возвращаются практики девяностых. Люди не институциональным образом через суды решают свои проблемы, они ищут покровителей. Это большая эрозия политического лидерства. Путин сказал — сливайтесь, а мы решили по-другому? Значит, это можно? Значит, он не гарант своего слова?

Евгения Альбац: У Путина существует два типа распоряжений. Если оно касается высших чинов ФСБ и ближайшего окружение, типа того же самого Кадырова или Ковальчуков, то совершенно недостаточно слов и даже подписи. Для того чтобы это действительно было воспринято ближайшим окружением как указание, он должен снять трубку, позвонить и сказать «сделай». Если звонка не последовало, то это ничего не стоит. Это такая Византия, которая существовала и в Советском Союзе, и которая потом продолжилась в российской бюрократии

Илья, Татьяна Бакальчук, сейчас Ким, выросла в Грозном, в довольно жесткой окружающей среде, в которой ей надо было научиться отбиваться руками, ногами и зубами. Она построила вместе с Владиславом Бакальчуком мощный бизнес, у них в партнерах 870 тысяч мелких предприятий. Действительно, с одной стороны, это не нефть, не газ и не палладий, поэтому до поры до времени чекисты обходили стороной. Потом стало понятно, что кусков вкусной собственности остается все меньше. По каким-то причинам она потеряла ту крышу, которая была, и ей предложили другую крышу в виде господина Мирзояна и компании Russ. Очень странно, что к миллиардной компании присобачивается хвостик от не пойми чего. Говорят, что там с одной стороны интересант сенатор Керимов, который известен своим умением решать такие вопросы, но основные уши (я сегодня долго разговаривала с хорошим источником) там ФСБ. С другой стороны, Владислав Бакальчук едет решать свои семейные проблемы к Рамзану Кадырову. И Кадыров, зная, что у Керимова и у ФСБшников прямой ход через Орешкина к Путину, вдруг в это дело влезает. Объясните, почему.


Сотрудники экстренных служб у бизнес-центра «Романов двор» (офис Wildberries в Москве). Фото: Михаил Климентьев / ТАСС 


Илья Шуманов:
Слияние двух компаний уже состоялось. С точки зрения логики и объяснения, почему это произошло, у меня есть несколько гипотез. Первое — компания Wildberries достаточно сильно закредитована. Залог находится у государственного банка ВТБ. ВТБ фактически уже теневой акционер компании. Участие ФСБ я могу объяснить только вот через такую сложную систему залогов. Действительно, <президент ВТБ> Костин очень влиятельный банкир, но у него хорошие связи и с силовым блоком. Важный момент заключается в другом, в том что Федеральная антимонопольная служба, которая давала согласие на объединение этих двух компаний, вынесла решение, что они согласны с объединением. Фактически тот звонок Владимира Путина, про который вы говорили, прошел. Административное решение было принято, и фактически согласие на эту сделку дано.

Евгения Альбац: Согласие на сделку большой Wildberries с каким-то хвостиком от мышки Russ?

Илья Шуманов: «Хвостик» на самом деле 7 миллиардов. Действительно эта компания в десятки раз меньше по обороту, по доходу, чем Wildberries. Это два разных по объему игрока на рынке. Вопрос в другом — что скорее всего доля закредитованности Wildberries достаточно высокая. И мне кажется, что Мирзоян и Керимов пришли в том числе из-за необходимости реструктуризации этих долгов, переупаковки самой компании, для того чтобы продать какому-то крупному игроку. Потому что Керимов, как правило, приходит — или сам, или его люди — в какой-то проблемный актив, чтобы переупаковать, правильно завязать бантик и потом передать эту компанию другому игроку. Мне кажется совершенно справедливым тезис Александры, что передел собственности идет в России достаточно активно, и Wildberries один из тех активов, который сейчас фактически стоит на кону. Если разбираться, кому этот актив может быть интересен, то тут сразу в голове всплывает несколько игроков. Это и менее значимые маркетплейсы типа «Озона», и государственные банки, которые с большим удовольствием погрели бы ручки на этом деле. Такой российский Amazon в своем портфеле хотели бы видеть и Сбер, и ВТБ. Моя ставка — ВТБ. Почему? Потому что уже есть много признаков. В Wildberries работает система лояльности, которая работает в ВТБ, ее закредитованность, соответственно, в ВТБ, ну и какие-то личные отношения с руководством банка у Татьяны Бакальчук тоже есть.

Про Кадырова скажу пару слов. Долгое время в России существовала практика неформального решения вопросов через криминальные группы. Сейчас они находятся под прессом ФСБ, МВД, и т. д. Мы видим, как воры в законе выходят, тут же уезжают в Дубай и оттуда пытаются вести свои дела. То есть в России фактически прежнего криминалитета не осталось. А свято место пусто не бывает. В этом смысле Рамзан Кадыров идеальная замена по части неформальных решений. И он выступает таким теневым медиатором. Так же как, собственно, это делает Сулейман Керимов, тут скорее два корпоративных рейдера схлестнулись в Романовом переулке, один притащил ингушей и дагестанцев, другой чеченцев, чтобы они «порешали вопросы».

Но проблема и интерес этой истории в том, что Wildberries — это цифровой актив. Это товарные знаки, серверы, цифровая инфраструктура, домены в конце концов. То есть захват офиса фактически ничего бы не дал ни Рамзану Кадырову, ни кому-то другому, кто пришел бы в этот офис. Невозможно рейдерски захватить такой актив в Романовом переулке или склады по всей России. Это отдает нафталиновым душком из 90‑х. Заведомо не могло получиться. Я не вижу Рамзана Ахматовича Кадырова в публичной плоскости на протяжении вот уже недели с момента, когда это событие произошло. И это, видимо, тоже некий сигнал. Обычно он появляется и держится за президента, всплывает на каких-то встречах рядом с ним, чтобы продемонстрировать, что у него все в порядке, что он не потерял расположение президента. Сейчас таких встреч нет. Единственное, чего он точно добился — что Бакальчука отпустили. Если бы он остался в следственном изоляторе, это был бы репутационный провал для Рамзана Кадырова. Я отслеживаю, смотрю, когда же Кадыров встретится с Путиным. Если в ближайшие 2–3 недели не встретится, это, как говорят на рынке, негативный сигнал для его акций.

Королева серого импорта

Евгения Альбац: Насколько я понимаю, гипотеза Ильи — что у Татьяны были проблемы по бизнесу, прежде всего с выплатой кредитов, и поэтому она вынуждена была обратиться за помощью каким-то сторонним силам. Александра, что вы по этому поводу думаете?

В какой-то момент возникнет третий игрок, к которому Wildberries в итоге и отойдет. Будет ли он связан с кем-то из ближнего круга Путина или мы увидим кого-то еще, пока непонятно


Александра Прокопенко: Были там проблемы с выплатой кредитов или не было, это еще вопрос. Кредит может быть реструктурирован, у банка при желании есть множество вариантов, и вообще расширение в кредит это нормальная бизнес-практика. В чем я с Ильей абсолютно согласна, в том что действительно Бакальчук в основном кредитовалась в государственном банке, хотя там были деньги из Сбера тоже, но в основном это были деньги ВТБ. Там были большие проблемы, связанные со стоимостью залога: от стоимости залога зависит стоимость кредита. В этом уравнении, можно сказать, все хороши, так как склады были одного качества, а деньги были получены под имущество совершенно другого качества. После полномасштабного вторжения России в Украину, когда раскрутили гайки, связанные с параллельным импортом, бизнес Wildberries рванул, через них стало возить товары значительно более быстро и удобно, чем например через AliExpress. И AliExpress стал очень жаловаться, что их давит Wildberries. А до этого про Татьяну Бакальчук говорили, что она королева серого импорта. И, в общем, бизнес-модель Бакальчук держалась на кредитах с сомнительными залогами, на почти рабских условиях для работников складов, и было большое количество скандалов, связанных с этим. Со стороны Бакальчук это был довольно хищнический бизнес. Хотите торговать — торгуйте на наших условиях, либо закрывайтесь.

Я согласна с Ильей, что какой-нибудь госбанк с радостью заимел бы в своей экосистеме маркетплейс и получил бы тогда то, что называется экосистемой полного цикла, потому что он предоставляет кредит или рассрочку, и все это замкнуто в пределах одного приложения: у тебя пользователь не выходит во внешний мир, он здесь купил, здесь получил деньги, банку таким образом проще иметь и прибыли, и клиентов. Ну и это довольно модно в современном мире.

Мы с Ильей друг другу не противоречим по поводу государственного банка. Я вообще считаю, что здесь будет кто-то третий. В какой-то момент возникнет третий игрок, к которому Wildberries в итоге и отойдет. Будет ли он связан с кем-то из ближнего круга Путина или мы увидим кого-то еще, пока непонятно.


Медицинские работники эвакуируют раненного полицейского у офиса Wildberries в Москве. Фото: Антон Вылекжанин / РИА Новости
 

Евгения Альбац: Татьяна Бакальчук отдала 32% акций компании наружной рекламы и ничего не получила взамен. Как вы объясняете рациональность этой сделки?

Александра Прокопенко: В формальной плоскости она ничего не получила взамен, а в неформальной получила поддержку со стороны какого-то игрока, предположительно Сулеймана Керимова, который достаточно опытен в плане и поглощения бизнесов, и переупаковки, и у него есть хорошо выстроенные связи с администрацией президента. То есть она получала покровительство и защиту от любых недружественных действий и, видимо, какой-то облегченный вариант кредитования на развитие. Получала ли она это добровольно или ей объяснили, что она должна согласиться на такие условия, иначе у нее вообще все заберут, потому что, например, выплаты по кредитам станут неподъемными и вдруг обнаружится реальная стоимость залогов. Это большой вопрос и как бы спекуляция. Как было на самом деле, мы не знаем.

Интересанты

Илья Шуманов: Есть видимые следы крыши, если внимательно посмотреть на всю историю. Погибшие в перестрелке ингуши отсылают меня к еще одному участнику этой истории, которого мы не назвали по имени. Это депутат Государственной думы от Ингушетии Бекхан Барахоев. Мне кажется, что это тот человек, который и организовывал, и помогал вооруженному противостоянию кадыровцам. Мы знаем про сложные отношения между Ингушетией и Чечней, мы видели похороны в Ингушетии, какие почести отдавали погибшим. И мне кажется, это выглядело как попытка ингушей защитить себя в этом противостоянии. Если смотреть на разные силовые группы, это в том числе какая-то примерка к возможному более масштабному противостоянию между ними. Чеченцы с ингушами, дагестанцы с чеченцами, и так далее. Я понимаю, что монополию на насилие, которая передана Рамзану Кадырову, так просто забрать не получится. Он систему тестирует на всех уровнях, пытается всегда вылезти за границы правил, будь то с политическими оппонентами Кремля, будь то с экономическими акторами. Раньше это ему сходило с рук.

Евгения Альбац: А какой был смысл акции в Романовом переулке, если решения принимаются на уровне подписи президента, помощника по экономике, главы администрации президента? Зачем?

Илья Шуманов: Исходя из практик 90‑х, это попытка усадить людей за стол переговоров. Ни о каком «50 на 50» тут речи не идет, но на 10–15% от этой сделки при поддержке кадыровцев Владислав Бакальчук мог бы наверное претендовать. И задача была повысить ставки и заявить свои права на активы.

Евгения Альбац: Но это должно вызвать как минимум крайнее неприятие со стороны московских властей. Предположим, Кремлю плевать, но московские власти должны к этому относиться крайне отрицательно. У Кадырова нет красных линий?

Безопасность Москвы власти обеспечить не в состоянии, репрессивный и силовой аппарат направлен в большей степени на преследование политических оппонентов, борьба с реальным бандитизмом не в приоритете государства


Илья Шуманов: Возможно, Кадыров не до конца понимал серьезность намерений и значимость президентской росписи, которая была. Тут еще один человек упущен в цепочке, это Антон Вайно, глава президентской администрации, которого, собственно, называют другом или приятелем Сулеймана Керимова. Даже говорят, что у них рядом дачи находятся на Рублевке. Глава администрации президента — человек, который олицетворяет Кремль. И в этом смысле красные линии пройдены Кадыровым не только в контексте того, что перестрелка идет у стен Кремля, но и что наплевать на главу администрации президента достаточно опрометчиво даже по меркам чеченского падишаха. И мне кажется, что в любом случае Кремль сделает выводы.

Что касается Москвы, то мы видим, как элегантно Рамзан Кадыров решает вопросы с Московским следственным комитетом: дело передали на федеральный уровень. Безопасность Москвы власти обеспечить не в состоянии, репрессивный и силовой аппарат направлен в большей степени сейчас на преследование политических оппонентов. А организованной преступностью, реальным бандитизмом, мне кажется, они сейчас не особо сильно занимаются, потому что это не в приоритете государства.

Бизнес на войну

Евгения Альбац: Как далеко зайдет передел собственности? Будет ли государство забирать бизнесы, чтобы покрыть расходы на войну?

Александра Прокопенко: 16 с небольшим триллионов рублей, и это больше 40% расходов бюджета, будет потрачено на оборону и безопасность, на силовиков в широком смысле этого слова. В 2025 году у Владимира Путина деньги на это точно не закончатся. Поэтому история с переделом собственности, она и про это, и немножко про другое. То есть пока она не про наполнение бюджета, за исключением небольшой доли, которую платят иностранные компании за выход из России. Сейчас, чтобы покинуть российский рынок, иностранная компания должна продать себя российским собственникам за 50% стоимости и заплатить еще 15% налога в бюджет. И вроде как обсуждается, чтобы налог увеличить. Вот это единственная часть, которая попадает в бюджет напрямую. Это очень многослойная история, потому что, с одной стороны, есть действия Генеральной прокуратуры, которые санкционировал лично Владимир Путин, связанные якобы с неправильной приватизацией 25–30 лет назад. Суд, как правило, встает на сторону генпрокуратуры. Второй способ — это когда собственники предприятия, бывшие чиновники, которые живут за границей, признаются, что они это имущество нажили коррупционным путем. Так, например, было с «Макфой». Третий способ — это помощь ВСУ. Так своих активов лишился Ренат Ахметов. Четвертый способ, тоже прекрасный, это когда кого-либо объявляют «экстремистским сообществом». Я два таких кейса помню: имущество семьи Невзорова и активы водочного магната Юрия Шефлера.

В списке стратегических предприятий, которые можно национализировать по прямому указу президента, есть все отрасли в России, включая сбор грибов и ягод. По этому критерию можно фактически любое предприятие обратить в собственность государства и дальше передать новым собственникам. Довольно много активов получили Рамзан Кадыров и его окружение. Это один из способов покупать лояльность. И вот, пожалуйста, появились активы, которые можно отдать в управление, то есть фактически с них можно кормиться, они будут производить новым управляющим поток наличных денег. Но формально останутся в собственности государства. Довольно интересный момент с политической точки зрения, потому что новые собственники становятся обязаны лично Путину своим новым статусом и благосостоянием. Был никем, а стал собственником крупнейшего предприятия по производству чего угодно. Процесс стал уже абсолютно неконтролируемым, потому что речь идет не о точечных предприятиях, которые переходят из рук в руки, а о массированной компании, это десятки, если не сотни дел в судах. И большие предприятия, и региональная собственность, про которую мы мало имеем представления.

Есть ли механизм возврата?

Евгения Альбац: Передел может быть обращен вспять, когда изменится ситуация? Можно ли будет решить это цивилизованным способом, через судебный процесс, или будет проще зафиксировать статус-кво и идти дальше?

Александра Прокопенко: Проще или сложнее — это зависит от контекста, в котором будет происходить фиксация новых условий, но совершенно очевидно, что тот институт, даже если это будет новый президент, который сможет удержать новые границы собственности, будет самым могущественным институтом Российской Федерации.

Юридически существует такое понятие, как добровольность сделок, с точки зрения закона все вполне оспаривается, потому что людям угрожают уголовными делами. Но почему я говорю об эрозии политического лидерства? Потому что Путин, с одной стороны, был гарантом того, что собственность остается в руках владельцев, с другой, к нему приходили в случае со слиянием или поглощением и просили величайшего разрешения на ту или иную сделку, он гарантировал и одну и другую сторону. А сейчас получается, что он уже не гарантирует ничего. Несмотря на разрешение Путина, Wildberries и Russ сливаются с большими проблемами.

А еще Путин говорил, что никакого пересмотра итогов приватизации не происходит, а мы видим, как суды выносят решение, отменяющее решение о приватизации 30‑летней давности.

Многие иностранные инвесторы до сих пор воспринимают то, что происходит в России с собственностью, как какое-то временное явление. Про комиссара с наганом никто не думает


Илья Шуманов: Мне кажется, что важным аргументом в будущих спорах будет доказывание того, что эти активы изымаются, притом что некоторые компании добровольно уходят с российского рынка, фактически бросают свои активы, тем самым лишаясь права на компенсацию, либо продают их. Думаю, что это запутанный процесс, и без специального органа в России, если Россию будущего мы представляем как некий идеальный сценарий, не обойтись. Понадобится специальная группа экспертов, которая будет распутывать эти клубки приватизации, национализации, деприватизации, передачи активов, потому что ситуация на самом деле очень сложная. Мы видим, как иногда активы достаются каким-то людям, близким к Кадырову, но те не становятся собственниками, а как бы берут предприятия «на передержку» и выступают гарантом того, что данный актив попадет к «правильному» человеку, получая за этого определенный процент.

Многие иностранные инвесторы до сих пор воспринимают то, что происходит в России с собственностью, как какое-то временное явление. Про комиссара с наганом никто не думает, а думает, что по какой-то причине их эта доля может миновать. Нет, на самом деле не минует никого, просто вопрос времени. Даже у Левиафана ограниченное количество голов, он не может все одновременно сожрать. Он ест секторами экономики, отдельными крупными предприятиями, потому что если он все сразу пытался бы заглотить, то конечно подавился бы и умер. У меня нет иллюзий относительно очередности поглощения этих активов, просто сначала самое сладкое, самое интересное.


Владислав Бакальчук с Рамзаном Кадыровым. Кадр: Telegram-канал Рамзана Кадырова

При этом я разделяю Рамзана Кадырова и, условно, систему национализации активов. За национализацией активов, как правило, стоят государственные игроки: «Росатом», «Ростех» и другие околовластные корпорации. А Рамзану Кадырову, Умару Кремлеву и прочим достаются объедки с барского стола, потому что при всем уважении к Сергею Петрову отнятая у него дилерская компания «Рольф» не может сравниться с дальневосточным портом, который достался «Росатому». Это просто разные по величине активы, совершенно несравнимые с точки зрения извлечения прибыли. Но курочка по зернышку клюет...

Я дословно изучал риторику Путина, когда он говорил про национализацию, про изъятие активов. Там первая часть предложения противоречит второй. И если бы я был генеральным прокурором, я бы сошел с ума от шизофрении. Потому что любую фразу Владимира Путина можно интерпретировать как в плюс, так и в минус. И это делается сознательно, намеренно, чтобы в нужной ситуации принять выгодное решение. Но как мы знаем, прокуроры интерпретируют ситуацию только в одну сторону: забрать и поделить. Как было у Шарикова, так примерно и сейчас происходит в российской экономике с помощью Генеральной прокуратуры, Следственного комитета и других так называемых правоохранительных органов.

Александра Прокопенко: У этого всего есть, кстати, довольно сильные экономические последствия. Все эти предприятия находятся в залоге, как правило, в государственных банках. Стоимость залога меняется, когда меняются владельцы компании, и это в целом ухудшает баланс банка. Банкиры это, как и экономисты в правительстве, прекрасно понимают и посылают сигналы в Кремль, но... После выступлений Путина на форумах происходит встреча тет-а‑тет Путина с генпрокурором, после которой Краснов выходит с однозначными поручениями и однозначными формулировками. Так оно, к сожалению, сейчас работает.


Полностью дискуссию можно посмотреть на YouTube:


* Евгения Альбац, Илья Шуманов объявлены в РФ «иностранными агентами».
Фото: Семен Кац / Forbes.ru, Telegram-канал Рамзана Кадырова


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.