На IV международном фестивале «Сезон Станиславского» показали спектакль «Квартет» известного иранского режиссера Амира Резы Кухестани. Он рассказал The New Times о том, что финансовая цензура столь же сильна, как и религиозная, что ему неважно, кто какому богу молится, и объяснил, зачем поставил спектакль про двух убийц
Я сейчас учусь в Англии, в Манчестере. Мысли о противостоянии исламской и христианской цивилизаций я стараюсь гнать от себя. Если думать о том, что два этих мира находятся в жесткой конфронтации, тогда не хочется жить. Я стараюсь не принимать во внимание, в какой храм ходят люди, с которыми я встречаюсь. Для меня важно, какой человек передо мной, а не то, какому богу он молится.
Финансовая цензура
В Иране есть темы, которых искусство не может касаться. В моей стране художники не имеют права говорить о некоторых сторонах жизни. И если бы я жил все время в Иране, я бы говорил: смотрите, какое трудное положение у наших художников, как сложно нам творить среди стольких запретов!
Но я приехал в Англию и вижу, что здесь декларируется одно, а на деле происходит совсем другое. Вроде бы ты можешь ставить все, что хочешь. Но это не так.
Конечно, здесь нет религиозной цензуры, но — очень жесткая финансовая цензура. Спонсоры говорят: нас интересуют только такието и такие-то темы. Если будешь ставить об этом, мы дадим тебе деньги. Если нет — ищи средства на постановку где хочешь.
Я знаю режиссеров, которые годами не могут поставить спектакль, который хотят. Я ведь в Англии иностранец и если хочу сделать постановку на основе английской драматургии, то мне говорят: нет. Ты иранец, а потому, будь добр, занимайся иранскими текстами. Другим запрещают делать что-то по другим причинам.
Это, конечно, нельзя назвать запретом. Тебе просто не дают делать то, что ты хочешь. Это жесткий диктат, просто — совсем другого рода.
Дуэт убийц
Мы сделали документальный спектакль «Квартет» про двух преступников, мужчину и женщину. Это реальные истории двух убийств, никак не связанные друг с другом. Не так давно в Иране случилось громкое преступление: мужчина по имени Фатолла убил троих членов своей семьи. Мы записали его рассказ о том, как это случилось, что этому предшествовало. История женщины создана на основе рассказов нескольких преступниц.
И мы представили на суд публики эти документальные истории.
Мне хотелось, чтобы каждый зритель задумался: почему везде совершается насилие?
Мои актеры не играют роли в привычном смысле этого слова. Артисты должны быть такими же, как те, кто сидит в зале напротив них. Только тогда зритель поймет, что трагедия, которая произошла с этими людьми, может случиться с каждым. Актеры просто рассказывают историю этих двух преступлений.
Девушка была богата, а мужчина беден, они жили совершенно разной жизнью, но оба совершили убийство. И зритель должен задуматься о том, как же так случилось, что девушка лишила жизни парня, которого любила, а мужчина убил своих любимых людей.
Театр лучше кино
В моей семье к искусству никто не имел отношения: мама была учителем химии, папа — инженером. Я понял, что буду заниматься творчеством, когда писал школьные сочинения — меня это очень увлекало. В тринадцать лет все было решено: я выбрал искусство.
В детстве я ходил в театр, и мне всегда казалось, что актеры слишком наигрывают, слишком преувеличенно показывают, как они страдают, как любят... И возможно, детские впечатления на меня сильно повлияли: теперь я требую, чтобы мои актеры не играли, а максимально правдоподобно проживали свои роли.
Сначала я хотел стать кинорежиссером, но вскоре понял, что театр мне подходит больше. И вот почему — здесь ты можешь все время улучшать то, что сделал.
Я снял два кинофильма и оба не довел до конца. Это было так: я снимал сцену сегодня, завтра смотрел ее, и она мне категорически не нравилась. Приходилось постоянно переснимать, а на это не хватало ни средств, ни времени. А в театре ты всегда можешь подкорректировать то, что сделал вчера. Спектакль постоянно совершенствуется.
Мой знаменитый соотечественник, кинорежиссер Мохсен Махмальбаф, давно делает фильмы исключительно для европейской публики, он хочет угодить только ей. Он стал «политическим» режиссером, снимает про Афганистан, про Пакистан. Если попросить Махмальбафа снять фильм о любви или рассказать историю, в которой нет политики, он уже не сможет этого сделать...
А мне до сих пор кажется, что самые лучшие свои постановки я сделал в Иране.
