За последние двадцать лет гласность эволюционировала настолько, что к ней оказались не готовы даже самые отъявленные поборники прав и свобод. Почему так набросились на Джулиана Ассанжа? Потому что многие, как те американские дипломаты, готовы перемывать косточки неприятным и враждебным типам келейно, в тряпочку, а потом публично им улыбаться и жать ручки. А Ассанж взял и вывернул все на беспощадный свет гласности и огласки. И теперь, забыв о всякой прозрачности, респектабельные политики требуют его выдачи США и даже надеются на смертный приговор.
Интернет — последняя ступенька гласности. Дальше лифт не идет, но уже не отсидишься в лопухах и никакого privacy. Интернет взял на себя обязанности Бога или коллективной совести человечества (Алесь Адамович расшифровал слово «совесть» как «со-весть», весть или знание о том, что хотелось бы скрыть, как фильтр, разделяющий черное и белое, порок и добродетель). Верующий человек считает, что бесполезно лгать на исповеди священнику: все равно Бог видит все, от него не скроешься, он накажет. Возможности интернета и здесь безграничны: не один раз в месяц, а каждый день, и можно не сомневаться, что интернет накажет, выложив открытым текстом все твои компромиссы, измены, адюльтеры. Все человечество окажется свидетелем твоего грехопадения. Не хочешь оказаться в жалком и смешном положении? Не ходи к Катям-Муму на конспиративные квартиры с видеокамерами. Гласность существует не только для тиранов, но и для оппозиции. Не только для политиков, но и для всех, кто претендует на звание порядочного человека. Папарацци можно спустить с лестницы, но куда спустишь интернет, этот многомиллионный суд присяжных?
„
”
Privacy особенно драгоценно для порока. Всю человеческую историю власть воюет с прессой, стреляя в журналистов и закрывая издания
”
Интернет — великое благо и беспощадная коррекция. Вообще-то добродетель не боится огласки, ей нечего скрывать. Понятие privacy особенно драгоценно для порока. Всю человеческую историю власть воюет с прессой, стреляя в журналистов и закрывая издания. Спецдачи, Барвихи, Рублевки, Огарево, Кремли как раз высокими заборами и обеспечивают власти нужный комфорт. ФСО и Берлинские стены — это столпы privacy. Советские бонзы тоже очень держались за него. По Галичу: «И дач государственных охра укроет посадских светил, и будет мордатая вохра следить, чтоб никто не следил». Почему Андропов прикончил-таки «Хронику текущих событий»? Там ведь даже не было views, были одни только news об арестах, ссылках, судах, лагерях и обысках. Но власть полагала, что эти news ее не красят. А куда денешь выложенные в интернет Борисом Немцовым путинские и лужковские «Итоги»? Их вместе с грузовиком не конфискуешь, как пытались поступить с бумажными изданиями. Или как это сделали несколько лет назад с кассетами о взрывах домов и чекистском то ли сахаре, то ли гексогене — кассетами, привезенными в Москву и Петербург Сергеем Юшенковым и Юлием Рыбаковым. Теперь идите, конфисковывайте: все лежит в интернете. Кстати, спохватившись на полдороге, кассеты и брошюры вернули. Вернули от бессилия.
Диссиденты для себя никакой privacy не требовали. На Красную площадь, на верный арест в 1968 году шли открыто, под правозащитными письмами ставили не псевдонимы, а свои имена. Петр Григорьевич Григоренко даже говорил: «В подполье можно встретить только крыс». И пусть интернет пребудет нашим Пименом, сочиняющим свой донос потомкам на современников не в угрюмой келье, а «всем, всем, всем». Privacy — это безнаказанность. А девиз и у летописца, и у интернета один: «И не уйдешь ты от суда мирского, как не уйдешь от Божьего суда» (А. Пушкин).
Tweet
