#Интервью

«Ни слова об Общественном телевидении»

2012.09.07 |

Кричевская Вера

Анатолий Лысенко — The New Times

Ни слова об Общественном ТВ. В прошлый четверг министр связи сообщил об аннулировании семи лицензий телеканала «Звезда», на частотах которого с 1 января 2013 года должно заработать Общественное ТВ. Генеральный директор ОТВ Анатолий Лысенко прокомментировал эту новость The New Times так: «Это первый шаг, но сказать, что он определяет начало работы телеканала, невозможно». Уже сегодня понятно, что запустить новый телеканал в январе не удастся. Когда — станет известно в ближайшее время. Тележурналист Вера Кричевская встретилась с Анатолием Лысенко, чтобы поговорить о том, что вообще происходит на телевидении

42-1.jpg

У вас нет ощущения, что за последние десять лет мир вокруг телевизора полностью изменился, а телевизор остался таким же, каким был?

Так оно и есть, ТВ замерло, процессы, которые начались в стране в начале нулевых, перестали нуждаться в массовой поддержке граждан и в массовой пропаганде.

Как перестали нуждаться?! Только на массовой телепропаганде власть и держится, путинское голосующее большинство — это армия телезрителей.

Да нет, те, о ком вы говорите, потребляют ТВ только как развлечение. Неужели вы думаете, что путинской команде все эти годы был необходим анализ процессов, происходящих в стране? Нет, конечно. Поэтому ТВ только отвлекало, и это его главная задача. Поэтому, конечно, разрыв с реальностью. Ну и немного пропаганды, неизобретательной, паркетной.

Объединяющий обман

Сколько ТВ проживет? Я имею в виду, сколько лет контент будет потребляться из черного ящика в углу комнаты?

В таком виде ну лет 5–6. Другое дело, что ТВ в России никто не даст загнуться, этого просто никто не допустит.

Вы имеете в виду: нет телевидения — нет страны? ТВ как главная и, возможно, единственная объединяющая сила?

Да, даже в 1990 году, когда вообще в бюджете было пусто, на лекарства денег не было, я говорил БэНу (президенту Борису Ельцину. — The New Times), что эта паутинка — ТВ — крайне необходима, только она связывает всю страну. Вокруг чего мы объединяем? Вот главный вопрос. Здесь давайте разойдемся: технологически — действительно объединяющий всю страну инструмент, а вот идейно — ТВ объединяет всю страну развлечением, полной деполитизацией. Это очень выгодно власти. Можно объединить нацию какой-то идеей, можно — антиидеей, пугалом, больше нечем. Пугалом сегодня объединить довольно трудно, потому что народ поменялся, «проклятый империализм» и «внешний враг» уже не работают. Сегодня полстраны уже разбежалось, другие поняли, что никому не нужны, поверить в идею, что нас может оккупировать Америка, может только Проханов. Не работает.

Есть новая антиидея: «Темные силы пытаются расколоть Церковь».

Церковь не зря эту идею формирует, там внутри происходят очень сложные процессы. РПЦ, как и наши органы, это стая. Я хорошо знаю Андрея Кураева, любимого ученика нашего великого социолога и философа Бориса Грушина; он, Чаплин, Вигилянский — это очень умные ребята, поэтому они страшная сила. Они понимают, что враг — это антиидея. Для меня самым жутким сюжетом во «Взгляде», после которого мы стали как-то иначе смотреть вокруг, был маленький сюжетик Лены Саркисян. Ребята ехали на съемку в 40 км от Москвы, остановились попить воды. И вот стоит чудная бабуля в платочке, и она, со своими двумя-тремя оставшимися зубами, полна оптимизма: «Да все у нас хорошо!» А жрать нечего в стране. «Все хорошо, хлебушек есть сейчас, привозят, если бы еще иногда и сахарку привезли, ну совсем было бы хорошо, нам же — лишь бы войны не было». Вот это «лишь бы войны не было» стало для меня символом фантастического обмана. И когда я сегодня слышу, что нужно увеличивать военный бюджет, расходы на оборону, я каждый раз вижу эту бабульку: «лишь бы не было войны». Этим легче всего обманывать народ, на это легче всего списывать снижение ВВП, уровня жизни, ограничение свобод.

Вам не жалко той, вами же отвоеванной земли, на которой десять лет уже ничего не растет? Я имею в виду свободы, которые пришли из телевизора, от вас прямо, и там же скончались. Десять лет отката назад.

Нет, не жалко, всему свое время, если телевидение не смогло сохранить эту территорию, значит, мы ее плохо обороняли. Для меня эталоном абсолютного непонимания роли журналиста в новом обществе является встреча энтэвэшников с Альфредом Кохом**3 апреля 2001 г., после разгона и раскола НТВ, Альфред Кох был назначен председателем совета директоров НТВ..

Вы про встречу на 8-м этаже «Останкино», в переговорке?

Да, эту. Но прежде чем про нее сказать, я хочу вспомнить один разговор: в конце 2003 года, за полгода до смерти Саши Бовина, мы стоим втроем с Егором Яковлевым, и Егор говорит: «Мы столько лет бились за рынок в прессе, не понимая, что это такое». И он был прав. Нам казалось, что, если газеты будут принадлежать частнику, коллективу, корпорации — не государству, одним словом, — мы будем жить счастливо. Все это оказалось неправдой. Я помню, Йордан**Борис Йордан — гендиректор НТВ в 2001–2003 гг. сказал: «Я все равно Россию не понимаю». Так вот тогда, в апреле 2001-го, Кох задает вопрос коллективу: «Мы имеем право назначать главного редактора?» Ни в коем случае! «Но мы имеем право определять политику?» Ни в коем случае! «А что ж тогда мы можем?» И моя любимая Света Сорокина, от которой я каждый вечер на ВГТРК ждал, что она перекрестит зрителей и скажет: «С Богом, дети мои!» — сказала Коху: «Вы можете давать деньги». И вот это стало для меня символом нашей детсадовости.

ТВ и жизнь

Как бы вы могли охарактеризовать отношения между ТВ как институтом и зрителями за последние десять лет?

ТВ из обслуживающего персонала превратилось в гостя, который пришел и никак не уйдет. Осточертел своими шутками, а выгнать неудобно, и только поэтому он остается. Раньше, в советское время, жизнь была отдельно, а ТВ — отдельно. Потом выяснилось, что ТВ и есть жизнь: в конце 1980-х, когда пришли демократы и поезда начали сходить с рельсов, бабули не понимали, что поезда всегда сходили с рельсов, только раньше им об этом не рассказывали. И в этот момент, когда ТВ и жизнь соединились, телевизионщики обалдели от свободы, от идеи даже не четвертой власти, а второй или первой. Сегодня мы не знаем своего зрителя, я не верю ни в пипл-метры, ни в рейтинги. Конечно, в какой-то момент за эти десять лет часть зрителей отшатнулась, другие смотрят, ругаются, но отказаться не могут, они рассматривают ТВ как что-то противное, но то, без чего не обойдешься. Воняет мусоропровод? Воняет, но без него нельзя.

И здесь хотелось бы спросить: как у вас складываются отношения с Эрнстом и Добродеевым?

Есть люди и есть должности. Это совсем разное. Костя — креативщик, Олег — политик и государственник**Константин Эрнст — гендиректор Первого канала, Олег Добродеев — гендиректор ВГТРК.. Если бы дать им свободу, это было бы совсем другое ТВ.

По-моему, их удовлетворяет тот уровень свободы, который у них есть. Уверена, они гиперлояльны к режиму.

А почему они должны быть нелояльны?

Они могут быть лояльны или нелояльны лично. Но они же СМИ возглавляют!

Они назначены президентом на эти должности, они возглавляют государственные каналы, и было бы смешно, если б они были в оппозиции к режиму.

Но вообще-то это противоречит закону о СМИ.

Законы наши, говорят, строги, но не обязательны к исполнению. Руководители СМИ лояльны к любому акционеру, государству или к частной компании практически всегда и везде. В мире права журналистов защищены традицией и многолетней практикой, у нас нет ни того, ни другого.

Это значит, что у вас руки связаны ровно так же?

Я не могу сказать, что руки мои не связаны. Но у меня довольно длинный поводок. Государство в данном случае не выступает акционером Общественного телевидения.

Вас не смущает, что начинает вас финансировать именно государство?

Нет, не смущает.

Вам знаком механизм самоцензуры? У вас включается?

Он у меня не выключается, он всегда включен, я родился в 1937 году, не забывайте. Вообще человек без самоцензуры — это Удальцов, например.

Вы имеете в виду оголтелость?

Да, это когда люди не думают, «как ваше слово отзовется».

Это разные вещи — вы сейчас имеете в виду ответственность за произнесенное слово.

Ответственность и есть самоцензура.

Я имею в виду совсем другое — подстроение под конъюнктуру, невербальное считывание того, что кто-то от тебя хочет услышать.

Самоцензура и трусливость — разные вещи. Беда журналистов, особенно молодых, — это отсутствие внутренней культуры и знаний: приходят белые листы бумаги, а надо хоть что-то за душой иметь. Бесхребетные невероятно легко поддаются воздействию. Вот в наше время еще был фактор страха, журналиста можно было изгнать из профессии.

О, и сейчас можно, и еще многие просто добровольно уходят от невыносимости профессионального бытия.

Вот что для меня было быть изгнанным из ТВ? Это вылет вообще отовсюду, я мог дальше только на вокзале объявлять: «Ваша электричка уходит с третьего перрона». А теперь можно из одного СМИ переходить в другое. Ну вот Леня Парфенов снимает же кино.


В какой-то момент часть зрителей отшатнулась, другие смотрят, ругаются, но отказаться не могут, они рассматривают ТВ как что-то противное, но то, без чего не обойдешься. Воняет мусоропровод? Воняет, но без него нельзя


Он мог бы делать в несколько раз больше и в других жанрах.

В мое время он бы не то что фильмы снимать не мог, он фотографировать бы не мог. Сегодня другой период, я не могу сказать, что он супервегетарианский, но в нем есть признаки вегетарианства. В нас сидел страх, сегодня страха меньше, нет страха перед ФСБ.

Как нет?! Вот прямо сейчас, в эту минуту, журналистка Светлана Рейтер находится на допросе в ФСБ.

Я это рассматриваю как отступление: не отступление бегством, а отступление с боями, те ребята понимают, что они вынуждены отступать, — СК, ФСБ.

Вы считаете, что они отступают?

Конечно! Поверьте моему слову, развитие таково: либо они будут отступать, либо их не будет. Самое интересное, что их заменит та власть, которая окажется поумнее, они все — разменная монета, пройдет еще чуть-чуть, и их сдадут, они это прекрасно знают. Это понятно всем, кто хорошо знает историю, — их всех и всегда сдавали.

Либералы и стая

Вы следили за протестными акциями, которые начались в декабре 2011 года?

Конечно, власть всего этого не ожидала. Мне очень интересно появление людей, которым не все равно. Их называют офисным планктоном, а Москва — это и есть офисный город плюс таджики и чиновники.

Если б не возраст, пошли бы на улицу, на Сахарова, на Якиманку?

Похороны Сталина, Кузнецкий мост, нас было шестеро, еле-еле живы остались, после этого ни на один митинг, ни разу на стадион, никуда не могу. Если б не тот опыт, я бы пошел, они мне симпатичны, мне нравится, что люди пошли. Я внимательно слушал все выступления, толковых выступлений было негусто, это вроде нашего ТВ, ток-шоу, там много говорят.

В интернете на разные лады иронизировали над формулой: если не Путин, то кто? Как вы к ней относитесь?

Я не поклонник Путина, я за него не голосовал, но за него проголосовало — из тех, кто участвовал в выборах, — большинство. Я часто себя спрашиваю: можно ли сбрасывать это большинство? Молчаливое, недумающее, пассивное, пьющее и так далее — можно ли его сбрасывать? Нет, это же люди. Нашим корсетом может стать то, что мы называем гражданским обществом, вот мы сейчас в положении внутриутробного развития, зародыш есть, кости и позвоночник должны сформироваться, и формирование это не ускорить, к сожалению: замедлить и угробить можно, а ускорить — нет. И когда я говорю, что я против революций, я имею в виду, что революция есть аборт.

Вы видите лидеров среди протестующих?

Черчилль сказал гениальную фразу: «Трагедия консерваторов — отсутствие лидера, трагедия демократов — слишком много лидеров». Все последние годы демократы выясняют: кто из нас главный? Я очень люблю Сережку Пархоменко, удивительный журналист; он, Оля Романова, Леня (Леонид Парфенов. — The New Times)… они никогда вместе не будут, они все капельки масла в воде. Это трагедия страны, особенно такой страны, как наша… А напротив я вижу мальчиков из комитета (перестроечный сленг — КГБ. — The New Times), которые очень хорошо подготовлены, которые обладают тем, чем никогда не обладали наши либералы, — чувством стаи. Комитетские — это стая: была партийная стая, комсомольская, а эта комитетская.

Глухая масса

Вы подписали письмо в защиту Pussy Riot — почему?

Да, я подписал. То, что девчонки — балды, это ясно, 15 дней общественных работ, всё. И если б Церковь была умная, как католическая, например, так бы и было. Но наша Церковь неподвижна, особенно сейчас, одурев от счастья, что она стала государственной. И знаете, что они там, в администрации президента, все в ужасе, в один голос, меня не стесняясь, кричат: «Какая сволочь нас в это втянула?!»

Вы будете приглашать в эфир Навального?

Да, будет повод — буду приглашать, почему нет, я публично уже об этом говорил. Вот я плохо был настроен по отношению к Собчак. Мне она казалась такой воинствующей хабалкой, а сейчас я ее слушаю — девка толковая, чувствуется подготовка и мозги, она изменилась, я ей верю и с уважением к ней отношусь. И потому что она богатая — я знаю, как она работает и сколько!

За кого надо бороться ТВ-менеджеру сегодня — за продвинутых и рекламоемких, то есть за элиту, или за массу, которая слепа, глуха и равнодушна?

Надо работать с массой, только с темной массой. Элита всегда найдет себе источник информации. Сегодня основная задача ТВ — это не информация, а просвещение, мы потеряли просвещение в стране и, соответственно, на ТВ.

В любом случае информировать ТВ уже не сможет, этот бой проигран твиттеру, доставка проиграна, конкуренцию держать невозможно, и бессмысленно, и финансово невыгодно.

Конечно, вот борцы, если они понимают, что в этой весовой категории им ничего не светит, то переходят в другую, худеют или набирают вес, то же самое и здесь. ТВ проиграло информационный бой, значит, возникает вопрос: где у тебя конкурентное преимущество? Сегодня просвещение — это та идея, которая может объединить страну. Нам надо учить людей, чтобы они хоть немного поумнели.

А деньги-доходы-рейтинги?

Ой, я в рейтинги не верю, деньги, доходы — да, важно, государство обязано содержать просвещение.

Стоит сегодня государству вкладывать деньги в устаревшие модели? Когда есть новые типы медиа, живущие только в интернете, с активным интерфейсом, с возможностью каждого пользователя-зрителя и сетку под себя сверстать, и тематически наполнить.

Я полностью согласен, но куда вы денете то население, которое живет в Мухосранске? Куда денете население, которое живет в 80 км от Москвы?! Для огромного количества людей в стране ТВ — это не то что прикосновение к жизни или к культуре, это обозначение того, что они вышли из пещеры. У меня был период снобизма: я столько прочитал, а они ничего не знают… Возможно, это громкие слова, но я считаю, что мы все в долгу у этой страшной массы, неведомой нам. Сегодня интеллигенция умиляется, как и раньше умилялась: ой, какое пенсне у Лаврентия Палыча! Ой, Андропов в туалете читает Мандельштама! Ой, Путин такой спортивный, посмотрите, он корову доит! А Медведев на айпаде пальчиком водит! Я считаю, основная задача ТВ — делать продукт для непросвещенных, не умиляться, а продвигать людей. Кто им расскажет о жизни? Попик сельский? Учителей нет, попы ничего объяснить не могут. Не будем просвещать — будет революция.

Вы наивный человек, да? Ненаивный все это не говорил бы и не ввязался в то, во что вы ввязались.

Наивный, я вам скажу… вот какая штука: я нигде не задействован, я в любой момент могу подняться и уйти. Ничего не теряю.



Анатолий Лысенко

тележурналист, деятель российского телевидения. В 1986–1990 гг. — заместитель главного редактора Главной редакции программ для молодежи ЦТ. С 1987 г. руководил программой «Взгляд», которая во многом изменила как советское телевидение, так и атмосферу в стране. С 1990 по 1996 г. был генеральным директором ВГТРК. В 1996–2000 гг. — председатель Комитета по телекоммуникациям и средствам массовой информации правительства Москвы. Президент Международной академии телевидения и радио. Профессор факультета медиакоммуникаций Высшей школы экономики. В июле 2012 г. указом президента РФ назначен гендиректором АНО «Общественное телевидение России».




Shares
facebook sharing button Share
odnoklassniki sharing button Share
vk sharing button Share
twitter sharing button Tweet
livejournal sharing button Share