Лера Новодворская - из породы людей, которые казалось, никогда не должны умирать. Они нужны для того, чтобы мир казался не таким страшным и беспросветным. Сегодня говорят, что она была политиком, диссидентом, публицистом, историком. Но она была Новодворской. И этим все сказано. Потрясающе организованная - несмотря на целый букет болезней более пяти лет она каждую неделю присылала колонку в The New Times. При всем своем максимализме - необыкновенно нежная , ласковая и ранимая. Пожалуй, я не встречала человека, который бы так искренне сострадал заключенным. Они были для нее как дети, особенно политические заключенные. Сколько раз я от нее слышала, да она и сама писала об этом много раз: она была готова сесть в тюрьму и поменяться местами с несправедливо осужденными.
Она предлагала себя вместо Зары Муртазалиевой, вместо Михаила Ходорковского. Очень жалела Алексея Пичугина. Лера была бесстрашной, она никого и ничего не боялась . Потрясающе образованная и одаренная , она легко оперировала датами, цитатами, проводила смелые параллели между сегодняшними политиками и историческими персонажами. Ее тексты были уникальными, ни на кого непохожими. В них была свобода мысли, свобода самовыражения, точность и метафоричность, отталкиваясь от какого нибудь столетнего юбилея условного Стендаля она могла написать колонку о том, что такое сила духа и как ужасно предавать друзей и общее дело. Ее воркующего, нежного и какого- сказочного голоса с мягкой хрипотцой мне будет ужасно не хватать, как будет не хватать ее шоколадных конфет, которые она каждую неделю приносила в редакцию, чтобы одаривать ими авторов The New Times...
Когда уходят такие люди, нельзя поддаваться унынию. Леру невозможно заменить. Но стыдно ее разочаровать.
