Граница Ленина

Когда популярный и в России, и на Украине певец Андрей Данилко, выступающий в образе Верки Сердючки, выбрал для выступления на фестивале Евровидения песню с припевом то ли «Раша, гудбай!», то ли «Лаша, тумбай», в Москве на него сильно обиделись и исключили из списка приглашаемых на торжественные телевизионные мероприятия. «Раша, гудбай» — это именно то, что способно взбесить всю официально-кондовую Россию — от политиков и дипломатов до трудящихся в социальных сетях. И к запрещению коммунистической пропаганды в Украине эта официальная Россия отнеслась с таким же остервенением, как и к песне Сердючки

Своя логика

Российские демократы и просто порядочные люди, а вместе с ними и украинцы, только плечами пожимают: а на что вы обижаетесь-то? Ну, запретили люди коммунистическую символику — не они первые, не они последние. Вы-то тут при чем? Разве вы — коммунисты?

Но в раздражении официальной России есть своя логика. Более того, рискну заметить, что официальная Россия права. Для украинцев коммунистическая идеология — это теперь Россия и есть.

Тот, кто знаком с историей украинского освободительного движения ХХ века, знает, что никакого «своего» коммунизма в Украине отродясь не было. Среди населения крупных русскоязычных городов были популярны традиционные партии Российской империи. Среди украинского крестьянства, ставшего опорой Украинской Народной Республики, — свои, «автономисты», после Октябрьского переворота перешедшие на позиции самостоятельной государственности. Название «Центральная Рада» не переводилось на русский язык с украинского, чтобы трудящиеся, не дай Бог, не заметили, что это — Совет. То есть такая же советская власть, как в Петрограде.

И ненавидимые вначале большевиками, а затем и их «русскомирскими» наследниками Грушевский, Винниченко и, конечно, Петлюра — советские политики, избранные в Раду рабочими, крестьянами и солдатами. Просто в Украине — в отличие от России — большевики были в Советах в меньшинстве. Во многом, кстати, еще и потому, что никогда не понимали чаяний украинцев, продолжая считать малороссийские губернии «естественной частью» разваливающейся империи. А когда поняли, было уже поздно: Центральная Рада провозгласила независимость УНР, Советская Россия этот факт признала. Но сразу же занялась любимым делом — мимикрированием. В Москве провели первый съезд новой партии — большевиков Украины. Эти самые новые украинские большевики, составлявшие меньшинство в украинских Советах, переместились в Харьков, поближе к российской границе, объявили себя новым правительством УНР и позвали на помощь братьев по разуму. Так почти сто лет назад Лениным, Троцким и Сталиным был разыгран сценарий, повторяемый сейчас Владимиром Путиным.

Поэтому коммунизм для украинцев — совсем не то же самое, что для россиян.

Коммунистическая партия товарища Зюганова — как бы мы ни относились к ее идеологии и приспособленчеству — это все же плоть от плоти своей собственной страны. Представим себе на мгновение, что в России была бы настоящая политическая жизнь. Вполне возможно, что компартия — уже без всякого Зюганова — изменила бы название, отказалась от радикальных лозунгов в идеологии и стала бы классической левой партией. Так, собственно, происходило со многими компартиями в странах Восточной и Западной Европы.

«Маленький Зюганов»

Но только не с компартией Украины! Потому что компартия Украины — это еще одна партия товарища Зюганова, даром что ею руководит «маленький Зюганов» — товарищ Симоненко. И главная идея этой компартии — это не то, чтобы Украина стала коммунистической, а то, чтобы никакой Украины не было. А если бы была — то такая, как до 1991 года — послушная и реакционная «вторая республика».

Когда в конце существования коммунистической фракции в украинском парламенте ее покинуло несколько депутатов, рассорившихся с Симоненко, я посоветовал одному из них возродить настоящую Украинскую компартию — не пророссийскую, а именно украинскую. Напомнил, что такой опыт предпринимался почти столетие назад, когда украинские левые эсеры (не российские, действовавшие в малороссийских губерниях, а именно что украинские, это была другая партия) назвали себя Украинской компартией (боротьбистов). Ленин, почуявший опасность, посоветовал им обратиться за признанием в Коминтерн. Ну а Коминтерн, в котором верховодил ленинский подельник Зиновьев, потребовал от них распуститься и присоединиться к большевикам. Что они, кстати, и сделали, и многие добились важных постов в руководстве Советской Украины — пока их всех не перебили в 30-е как националистов. Мой собеседник все это выслушал в эфире, но как-то замялся и идею не воспринял. И я знаю почему. Потому что он, как и все деятели КПУ, может перестать быть коммунистом, но не может стать украинским политиком любых взглядов.

Карта свободы

Декоммунизация в Украине — это окончательное признание того неоспоримого факта, что сам коммунизм здесь был не идеологией, а обманкой, под которой скрывалось восстановление Российской империи под новым названием и уничтожение украинской государственности. Да, большевики действовали изобретательно, и не только на Украине. Они не стали присоединять захваченные земли «областями», как когда-то предлагал Владимир Путин Александру Лукашенко, а создали на них псевдогосударство, которому после Второй мировой войны даже открыли представительство в ООН. Так ведь и Путин стал настоящим государственным деятелем: он же не присоединяет Донецкую область к России, а лишь наблюдает за «государственным строительством» ДНР. И Крым, перед тем как попасть в состав Российской Федерации, на несколько дней объявил себя независимым государством — ну почти как советская Украина или Дальневосточная республика в 20-е!

Именно поэтому в дни Майдана украинцы бросились свергать памятники Ленину. Заметим, не каким-то там деятелям Российской империи, а именно Ленину — потому что он окончательно превратился для них в символ порабощения и обмана. И карта «Ленинопада» постепенно совпадает с картой свободы.

Казалось бы, ну кому нужен Ленин в Севастополе или Донецке? А ведь нужен. Потому что он — больше не коммунизм. Он — символ того, что империю можно возродить даже после ее, казалось бы, бесповоротной гибели. И поэтому — самый актуальный российский политик нашего времени.

Этот простой вывод и есть ответ на вопрос — возможна ли декоммунизация в современной России. Скорее, будет ускоренными темпами происходить не декоммунизация, а реставрация коммунизма без коммунистов. Нынешнюю российскую власть в большевистских правителях будет интересовать не столько идеология, сколько инструментарий расширения границ «русского мира», при Ленине и Сталине носившего псевдоним «советского». Или это сейчас «русский мир» — псевдоним «советского мира», уже и не разберешь.

Пройдет совсем немного времени — и те советские вожди, которые имеют заслуги в этом восстановлении и не замараны «неправильным» происхождением — вернутся на свои пьедесталы под бурные аплодисменты трудящихся — как ответ украинским «фашистам» и их западным покровителям.

И это тоже будет логично. Потому что если сегодня Россия осудит коммунистическую идеологию и весь кошмар своей послереволюционной истории — это значит, что она откажется от идеи реставрации империи; что она, по сути, вернется к февралю 1917 года, к свободе, равенству и братству, не предполагавшему угнетения, к Учредительному собранию, на первом и единственном заседании которого украинский депутат выступал на родном языке, а большинство коллег ему одобрительно аплодировало. Для сегодняшних правителей России коммунистическое наследие — главная гарантия того, что этого великого возвращения, смертельного для имперских мифов, не произойдет никогда.